В одну прекрасную ночь стены нашего общежития добротной сталинской кладки вздрогнули, и зазвенели стекла в лестничном пролёте от многоголосого рёва вернувшихся из стройотряда старшекурсников…

Старшекурсники вовсе вели жизнь, покрытую мраком загадочности. Они редко появлялись в институте, а то и пропускали экзамены из-за 6–9 месячных рейсов. В общаге было холодно, не топили» [И. Арзамасцев. 2005].

Могу уточнить, что последний абзац относится к 1968-му и следующим годам, когда студентов возобновили отправлять в заграничные рейсы. А вот в общежитии не топили и в 1965–1966 годах. В самые холодные ночи мы спали одетыми и в пальто. А встав за четверть часа до начала лекций, промывали глаза и отправлялись в институт. Дорога от общежития занимала всего пять минут. Друзья по туапсинскому техникуму часто заезжали ко мне из Мурманска и Архангельска, и мы весело проводили время. Отправившись в Сухуми, я оставил одному из сочинских ребят ключ от нашей комнаты; он был студентом-заочником и приехал на свою первую экзаменационную сессию. В техникуме он занимался подводным плаванием, имел первый разряд по шахматам и репутацию одного из сильнейших преферансистов. Уже в начале 1960-х он хорошо изучил схему течений на пляжах Ривьеры, в Новых Сочи и на Мамайке. Летом рано утром в местах, известных только ему и ещё одному из друзей-океанологов, они собирали под водой потерянные и принесённые в водовороты женские украшения, бумажные деньги и монеты. Всё бы для них было хорошо, но однажды в компании он поделился своим опытом, что привело к завершению исключительности их занятий. То же стало и в общежитии. Перед отъездом в нашей комнате они устроили отвальную, на шум которой явилась комендант общежития. Говорят, что от увиденного ей стало плохо. Половину комнаты занимали пустые бутылки, а верховодил застольем совершенно незнакомый ей человек, уверенно пригласивший присоединиться к компании. Вернувшись из Сухуми, я узнал, что меня выселили из общежития за нарушение правил проживания. Месяц мы с однокурсниками провели в колхозе, а затем ещё три месяца подрабатывали ночными смотрителями обходчиками на городских кладбищах. Я работал до 20 ночей в месяц, а в остальные дни жил у друзей в общежитии. К новому 1967 году из смотрителей нас уволили, а меня вернули в общежитие, но уже в комнату к однокурсникам Табакаеву, Хачатурову и Скляренко. Их имена я ещё буду упоминать в рассказе. Учиться мне было легче, чем другим, так как метеорологию, морское дело и часть учебных практик удалось зачесть после техникума. Оставалось время чаще бывать в ЛПИ.

***

По итогам проведённых исследований её специалисты одними из первых в 1965–1967 годах показали, что, используя мелководные стационарные лаборатории, океанологи могут решать ряд задач, требующих длительного непрерывного наблюдения за объектом или сложными процессами в толще морской воды. Полезным следствием таких работ стали и новые научные результаты, и отработка методики исследований. Практические результаты получили и физиологи, занимающиеся изучением жизнедеятельности и поведения человека и коллектива людей в экстремальных условиях – в водной среде, в относительной изоляции.

***

В те годы специалисты ЛПИ узнавали новости о длительном пребывании человека под водой в основном из стран Восточной Европы. В июле 1967 года два болгарских аквалангиста прожили семь суток в подводном доме «Хеброс» на глубине 10 м в Варненском лимане. Их программа состояла из медицинских экспериментов, психологических тестов и опытов с полной изоляцией экипажа от внешнего мира.

Активисты Морского клуба в Дипольдсвальде близ Дрездена из ГДР в декабре 1968 года спустили подводный дом на воду близ Паульсдорфа у небольшой плотины Мальтер в Рудных горах. Двое акванавтов прожили в подводном доме «Мальтер-1» на глубине 8 м двое суток в весьма суровых условиях (температура воды 3°, а на поверхности – минус 12°). В отсеке удалось поддерживать температуру воздуха около 19°. Но им приходилось нырять в прорубь, чтобы добраться до своего подводного жилища.

Любители-акванавты из польской Гдыни провели два удачных эксперимента по длительному пребыванию человека под водой на глубинах около 25 м. В июле 1967 года подводный дом «Медуза-1» с двумя акванавтами на борту оставался в озере Клодно близ Гданьска в течение почти трёх суток. Второй эксперимент «Медуза-2» провели в сентябре 1969 года, когда в новой трёхместной капсуле на дне Гданьской бухты на глубине 25 м акванавты оставались в течение 7 суток.

Такие эксперименты любителей привлекли внимание профессиональных водолазных кругов и широкой общественности разных стран к проблеме длительного пребывания под водой. Они показали, что создание подводных водолазных баз и лабораторий на глубинах до 30–40 метров требует сравнительно скромных средств. Нет надобности использовать дорогостоящий гелий и дорогое оборудование: длительное пребывание в должным образом составленной азотно-кислородной искусственной атмосфере, сжатой до 4–4,5 атм., безвредно для человеческого организма. Следовательно «азотно-кислородный» диапазон, пропущенный родоначальниками нового метода, представлял значительный практический интерес.

Многие водолазные фирмы рассматривали данные зарубежных экспериментов как исходный рубеж, освоение которого позволило бы накопить информацию, необходимую для последующего постепенного и уверенного продвижения в океанские глубины.

Глава 3. Подводный дом «Садко-3». 1968–1969 годы

Часть 11. 1968 – год несбывшихся надежд. «Нерей»

В начале 1968 года стало понятно, что продолжения работ и переоборудования подводной лаборатории «Садко» к лету-осени не предвидится. Финансирование не только оставалось ограниченным, – его просто не было.

Продолжали утешать новости от В.В. Тимонова после встречи в Монако с Ж.-И. Кусто, ответного визита членов его команды в ЛГМИ и начала переговоров о сотрудничестве. Поэтому все готовились к летнему походу в Лионский залив, несмотря на весьма скудные средства и неизвестность о тех, кто мог получить визу для заграничного рейса.

«Нерей» переоборудовали в Севастополе. Его покрасили в белый цвет. Старались расширить площадь лабораторий, – их устроили на главной палубе по правому борту и в двух трюмах. Отремонтировали иллюминаторы в трюме для гидрохимической лаборатории. Они хорошо видны по левому борту на фотографии 1969-го по сравнению с 1966 годом и находились под каютами первого помощника капитана и старшего механика. Их иллюминаторы – первый и второй на главной палубе после слова «Нерей», далее два иллюминатора столовой команды, а следующий, под трубой, – того самого помещения, за чистоту которого я отвечал.

Ил. 97. НИС «Нерей»: у Сухуми в 1966 году (слева); в морском канале Ленинграда отправляется во второй заграничный рейс в 1969 году

Весной 1968 года капитаном НИС «Нерей» на место В.Т. Кривиженко пришёл В.Д.Такаев, ст. помощником – А.Г. Новожилов, 1-м помощником – В.Н.